- Я опоздал.
Аглая покачала головой.
- Вы пришли вовремя. Как понимаю... тогда температура поднялась достаточно высоко, чтобы убить возбудителя. Поэтому вы не заразились. А я... мне или повезло, или у него действительно получилось.
- Повезло, - жестко отрезала Властимира.
- Да, бабушка... я тоже так думаю.
- Я сжег поместье. Потом уже и... вашу лабораторию. Всю. Закрытую библиотеку тоже. Я... опасался, что если пришлют кого расследовать, то...
...суд.
Слухи, которых не избежать, и самого чудовищного свойства. Хотя... что может быть чудовищнее-то? Вообразить сложно. А стало быть, гибель рода, репутацию которого не восстановить после такого-то... что было бы с нею?
Заступился бы Александр?
Несомненно.
Он не из тех, кто бросает своих, а Властимира давно уж стала близка, но... ему и без того приходилось тяжко. А неподсудные Одовецкие вполне могли бы стать причиной нового бунта.
- Спасибо, - ей с трудом удалось разлепить губы, чтобы произнести одно это слово. И рука, стиснувшая плечо, показала: ждали. А еще Властимира склонила голову, прижалась к этой руке, зажмурилась, слезы сглатывая.
За что они так...
С нею.
С людьми? Вечное искушение, которому и без того сложно противостоять. Ей ли не знать? Когда сила бурлит, когда кажется, что одним движением руки ты способна изменить мир и это недалеко от правды. Так просто вообразить себя, если не Господом, то всяко ангелом его.
А дальше...
Позволить одно. И другое. И убедившись, что все верно, все правильно, решить, будто ты отныне и всегда прав. Во всем.
А уж призрак живой воды, способной исцелить любую болезнь, многих довел до безумия.
- Бабушка, - Аглая встала, тронула одной рукой нитку жемчуга. - Я... наверное, пойду, да? Я... мне надо к одному человеку заглянуть... а ты не думай. Просто не думай. Нам с тобой повезло и...
...и еще как повезло.
Дубыня, мрачный, неповоротливый, тоже уходит, двигаясь при всей неповоротливости своей тихо, что кот.
- Почему раньше не сказали?
- Сперва... разбирались. Мальчишка же. Хотел выяснить, что до как... твой зятек не сам же грязную работу делал. Стало быть, имелись люди. А те люди знали, чего им знать не велено было. Да еще слушок пошел, что только вашей кровью остановить заразу можно, что... мол, госпожа собой пожертвовала... она-то пожертвовала, а ты и Аглая остались. Понимаешь?
Еще как.
Люди... они люди. И в слабости своей тоже. А страх их вовсе меняет, и вот уже призрачная надежда излечиться самому или спасти кого-то близкого...
- Потому и охраняли вас, пока все не обляжется.
- А я сбежала...
- Сбежала, - подтвердил Довгарт. - Недалеко, правда...
- Следил?
- Приглядывал.
- Почему...
- Ты бы ответов искать стала. Да и не верила... расскажи бы мы про твоего зятька, про дочку, неужто поверила бы? Тем паче, что поместье Дубынюшка старательно вычистил. И свидетелей, кто и вправду мог чего сказать... хотя тут зараза сама постаралась.
Тишина.
И птичек за окном слыхать. Соловьи, чтоб их. На Севере соловьи тоже поют, ночами. Наверняка все еще поют, хотя годы прошли, а розарий, матушкой созданный, захирел. Но птицам-то что до забот человеческих.
- Мог бы и написать.
- Чтоб ты еще дальше сбежала?
- А сюда...
- Как сказали, что собираешься, то и я решил... давненько при дворе не показывался. И вообще... у меня, между прочим, внучка имеется. Мужа ей подыскать надобно. Только ж разве позволит? Вся в батьку. Упрямая и дурковатая.
- Не греши на девочку...
- Я не грешу. Я горжусь.
- Сядь уже, в ногах правды нет.
- А где она есть? - но совета Довгарт прислушался, сел рядышком и за руку взял, погладил пальцы. Спросил: - Вернешься?
Ей бы ответить, что всенепременно, но... куда?
Как?
Вновь взглянуть на пепелище? Пусть расчищенное, пусть прикрытое ковром травяным и почти даже на пепелище собственно не похожее? Пересчитать молоденькие березки, которые на нем выросли? И постановить... возродить усадьбу?
Или же напротив, бросить, как оно есть, и отстроить новую?
Но все равно... там все будет, как прежде. И не так как прежде одновременно. И она, глядя на разросшийся, забуявший черемуховый куст, станет гадать, почему ей в голову не пришло, что...
- Не знаю... - она погладила морщинистую руку. - Я... и хочу, и боюсь. Там все... напоминать станет.
- Станет, - согласился Довгарт. - Если за прошлым вздыхать, то всенепременно станет.
- А что еще делать?
- Дело.
- Какое?
Таровицкий подбородок почесал. Щетина пробилась. У него она всегда быстро отрастала, отчего он злился, потому как бороды в то время уже вышли из моды. Правда, после опять вошли и снова вышли.
- Мне тут... предложили... точнее поручили... не только мне... в общем, тут кто-то сильно умный посчитал, что магов в Империи больше, чем мест в Университете. И не дело это, когда одаренные люди вместо службы Императору дурью маются да в заговоры лезут. Они-то Университет расширят, само собой, но понимаешь же, что ширить его сильно некуда. Вот и пришла мысль, что второй нужен... под императорскою рукой чтобы. А где я, и где Университет?
- Справишься.
От него пахло лесом. Светлым бором сосновым, в котором ветер гуляет. И да, ей бы хотелось вернуться... к этому вот бору. К солнцу, что, пробираясь сквозь колючий покров, разливается по сухим мхам. Тронуть тяжелую смолистую кору, липкую на жаре.
Вдохнуть запах.
Снять ягоду черники или...
- Если поможешь, справлюсь.
- А если нет?
- Поможешь, - уверенно сказал Довгарт. - Куда ж ты денешься... у меня, между прочим, сердце слабое. За мною постоянный пригляд нужен, чтоб целитель хороший... а то прислали каких-то девиц... юбки короткие, губы намалеваны. Срам, а не целительницы?
- Куда прислали?
- Ко мне, - а глаза смеются. - Приглядывать.
- Я им пригляжу, - пообещала Властимира и поднялась, на руку опираясь. - Так пригляжу... я смотрю, тут вообще думают, что если дар есть, то и учить не надобно, само приложится...
- Вот и поучишь.
А солнце там жаркое, даром, что лето короче крыла мушиного. Но такого Властимира нигде не встречала...
- Будешь этим... как его... деканом целительского факультета.
- Я?
- А кого мне еще брать? В Арсиноре, небось, своего не отпустят. Они и тебя хотели звать. Преподавателем. Но я сказал им, что шиш. У них своих хватает, а мне ты нужней.
- В Университете?
- В жизни.
Сказал спокойно. Ровно.
И... наверное, ему можно верить. Наверное, он не обидит. Только сердце неспокойное - после инфаркта, между прочим, покой нужен - сжалось тревожно.
- Я не буду тебя торопить, - он вновь же понял и, диво дивное, не обиделся. Верно, с годами и огонь горит спокойней. - Только и ты не убегай больше. Ладно?
- Не стану, - пообещала Властимира.
Да и куда ей?
Если от солнца, северного короткого лета и этого невозможного мужчины. У него, между прочим, кусок души Властимириной, а потому приглядывать стоит, пока и вправду не прилипли к этому куску какие-нибудь девицы в коротких юбках и с напомаженными губами.
И вправду, срам.
Глава 36
Глава 36
Лизавета просыпалась.
И засыпала.
Она открывала глаза, видела над собою лица, но удержаться средь них не могла. Сон тянул ее, и она падала-падала, только затем, чтобы вновь очнуться и открыть глаза.
Тетушка с вязанием.
Спицы касаются друг друга и щелкают едва слышно. И тянется нить от розового клубочка, переплетается узором. Шапка будет? Шарф? Не важно.
Сестры.
Сидят на постели и ругаются, но шепотом, прилично. Шарф несвязанный делят? Или что-то важное? А ведь Ульянка не о шарфах думать должна. Ей пора к учебе готовится, повторить хотя бы основное, чтобы...